Противный пронизывающий ветер, а не освежающий бриз. Не знаю что все эти чёртовы поэты нашли в этом сыром холоде моря. А качка! Я на корабле уже третьи сутки, а мои внутренности всё ещё норовят выпрыгнуть наружу каждый раз, когда эта проклятая посудина пытается перевернуться. Как она вообще держится на плаву? Страницу пересекает жирная линия, словно кто-то резко провёл вдоль всего листа пером, а с краю виднеется пятно судя по всему пролившихся чернил. Вот опять! Если бы не спешка, я бы дождался регулярного рейса, а не трясся на груде тряпья в грузовом трюме какой-то торговой шхуны. Что за спешка? Сейчас я всё объясню тебе, дорогой дневник. Как странно. Я говорю с листом бумаги. Впрочем, кому какое дело?
Меня зовут Фавир Хильдейв, ещё недавно я был сыном одного из дворянских родов Штормграда, у меня были слуги, женщины, вкусная еда и вино, уважение и зависть горожан, покровительство стоящих выше лордов. Куда же всё это делось? Начну по порядку, с самого начала. Отец мой, Гарлем Хильдейв, происходил, как он сам рассказывал, из славного и древнего Гилнеасского рода и был одним из тех немногих, кто не одобрял постройку Стены Седогрива после второй войны. В изоляции от мира он видел только застой и консервацию, отказ от движения вперёд. Отказавшись мариноваться в собственном соку, он оставил дом и вместе с семьёй и верными слугами отправился на поиски лучшей жизни, прихватив собой всё ценное, что влезло в дилижансы. Мне тогда не было и трёх, всё, что я помню о своей далёкой родне – какие-то смутные чувства и запахи, которые всплывали в моём подсознании во время рассказов отца или учителей. Своим новым домом отец выбрал Штормград, рассчитывая на то, что полуразрушенный город с распростёртыми объятиями примет человека, обладающего достаточным количеством людей и финансов, чтобы не просто есть чужой хлеб, а внести вклад в восстановление столицы. Его расчет оказался верным: большая часть семейных богатств ушла в казну новой родины, но вложения не пропали даром: как только восстановление было закончено, наша семья заняла место, пусть не на самой вершине пирамиды местного дворянства, но в уверенной середине. Пожалованный особняк, довольствие, участие в политике. Скоро никто уже и не помнил, откуда мы родом. Заполучив в свои руки часть городской торговли, отец начал восстанавливать своё благосостояние. Мне не было и шести, как в нашем доме снова засверкало золото и серебро, а по коридорам забегали многочисленные слуги. Страшно подумать, но отец рассказывал, как вначале им приходилось есть из простых деревянных мисок вместе со слугами. Тогда я с недоверием слушал эти истории и не понимал, как лорд может пасть так низко, но теперь, сидя в этом сыром трюме, я понимаю как. Жизнь – ужасная и несправедливая штука, которая вывернет тебя наизнанку, свяжет узлом, растопчет и выкинет, если ей будет это угодно.
Признаюсь, вся эта писанина успокаивает меня. Даёт отвлечься, не сойти с ума от мысли, что меня вытолкали взашей из собственного дома. Да и кто! Мой собственный дядя. Как бы мне ни горько было вспоминать всё это, записи достойна вся история, а не её части. Мне было шестнадцать, когда умерла мать. Какая-то затяжная болезнь, не помогали ни молитвы, ни травы. Месяц за месяцем она угасала, а вместе с ней угасала и часть отца. Он совершенно потерял интерес к жизни, хватку, провалил несколько важных сделок и в итоге принял нелегкое решение передать торговлю своему брату, Дарлеку. Сам же он всё больше и больше времени проводил в уединении, в своём кабинете или в саду. Сперва я пытался достучаться до него, объяснить, что мне тоже не хватает мамы, но несмотря ни на что нужно двигаться дальше, но каждый раз натыкался только на отрешенность. Возможно, мне было легче, чем ему, из-за постоянных занятий. Математика, история, география, естествознание, фехтование и стрельба занимали практически всё моё свободное время, проводить которое я опять же должен был в соответствии со своим положением. Так и пролетели следующие несколько лет моей жизни: бесконечная вереница светских раутов, балов, скучных представлений и расшаркиваний перед седыми лордами и графами, знакомства с их «перспективными» дочерьми, о которых я врочем ничуть не жалею, ведь многие из них были весьма не дурны собой, а в перерывах – учёба, учёба и ещё раз учёба. Отец иногда всё же выходи в свет, но держался в дали от всех и только потягивал скотч, глядя куда-то в пустоту. Однажды, когда я в очередной раз попытался навестить его, он сказал мне: «Знаешь, мне кажется скоро я встречусь с Мари.» Тогда я не придал этому значения, но теперь, анализируя произошедшее, я понимаю, как тонко человек может предчувствовать свою смерть. Я не видел как это случилось, просто однажды мне сообщили, что отец умер. Тогда я не испытал особых эмоций, удар был слишком силён. Не в силах справиться с этой мыслью, я с головой погрузился в дела, старательно делая вид, что всё так, как прежде. Затворничество отца в последние годы сыграло мне на руку: казалось, он всё ещё сидит в своём кабинете и покуривает любимую трубку, любуясь яблоневым садом. Однако, все эти иллюзии рассыпались в пыль, стоило мне только выйти из дома: в городе только и разговоров было об убийстве лорда Хильдейва. Да, я знал, что отца отравили, но совершенно не мог представить кто способен на такую подлость. Кому нужно убивать человека, и так потерявшего смысл существования? Следствие придерживалось того же мнения, пока духовник отца, соблюдя все необходимые процедуры, не объявил его последнюю волю. Согласно завещанию, всё его имущество должно было перейти его сыну. Мне. Взгляды всех немногих, присутствовавших тогда, обратились ко мне. Действительно, у меня был мотив, была возможность. Я чаще всех посещал его, я был единственным сыном, но я не делал этого! Я пытался это объяснить, но тщетно. У следователей появилась надежда раскрыть громкое и денежное дело и упустить её они не могли.
Вечер позавчерашнего дня. Я только вернулся со стрельбища и надеялся смыть с себя пороховую копоть и пот. Однако, открыв дверь своей комнаты, я обнаружил не заботливого слугу, а дядю, ждавшего меня, рассевшись на кресле. Дальнейшие события я помню как в тумане. Он показал мне какой-то пузырёк, говорил, что нашел это среди моих вещей, говорил, что ненавидит меня за убийство отца, но из уважения к его памяти не убьёт меня на месте. Он сунул мне в руки мой меч и кошель монет, провёл по пустым коридорам поместья и вытолкнул за дверь, снабдив одним лишь напутствием: «Уходи и никогда больше не возвращайся, если хочешь жить. Утром я всё расскажу следователю». В каком-то полукоматозе я побрёл прочь, не зная что делать дальше. Пройдя шагов десять я обернулся, в глубине души надеясь, что всё это окажется плохой шуткой, но увидел только дядю стоящего в дверях. Лицо его, освещаемое фонарём, сияло злобной радостью, так контрастно с той понуро-разочарованной гримасой, с которой он вёл меня по дому. Он был хорош, мой дядя, секунды хватило ему, чтобы натянуть эту маску обратно и крикнуть мне: «что встал?! Уходи!» Но и я был не хуже. Я понял всё, понял кто на самом деле убил отца и что случится со мной, если я вздумаю остаться и попытаться доказать невиновность. Ввалившись на первый попавшийся корабль в порту, я высыпал под ноги капитану полный кошель золотых монет, умоляя его отплыть немедленно. Он принял плату и даже оставил мне немного серебряников и вот, здесь кончается прошлое и начинается настоящее. Мы держим путь в Терамор, возможно, там я смогу начать новую жизнь. И, кто знает, когда-нибудь вернуться.
Не вижу смысла писать горы текста. Персонаж прост, как два пальца. Я просто оставлю это здесь.
Edited by Asmodian, 29 June 2014 - 20:42 pm.