Ночь сгущалась над и без того непроглядным вечным сумраком Темнолесья. По улицам зачастили группы дозорных с факелами и мечами наголо, а в домах же напротив понемногу тушили свет, спеша дать себе хотя бы небольшой отдых. В одном из них, в углу, откинувшись в старом, разваливающемся кресле, неподвижно застыл мужчина. Длинные, небрежно распущенные, некогда аристократически-золотого оттенка волосы его свисали слипшимися патлами на измождённое лицо, лицо не двадцатипятилетнего парня, а глубокого старика. Глаза, изредка выхватываемые из темноты пламенем свечи, колеблющемся на вечном сквозняке, почти не мигая смотрели вперёд. От чего-то сегодня мужчину совсем не влекли тайны Смерти, не шел к нему и так необходимый усталому телу сон. Прошлое не давало ему покоя, в очередной раз являясь к нему в закатный час тревожными видениями и образами, словно черти в алкогольном бреду, пляшущими в тенях на покосившейся прогнившей стене.
Перед мутным взором мужчины одна за одной пролетали картины его жизни, такой короткой, но бурной. Вот он снова девятнадцатилетний парень, закованный в кандалы, сидит в зале суда, в окружении толпы бездельников, которым лучше бы было растрясать жир и точить мечи, если они не готовы отказаться от своих идиотских предрассудков.
-Джулиан Кристофер Сэндз! Вы обвиняетесь в преступлении против людей короны и Света, пособничестве силам зла и запрещённом ведовстве! Сознаётесь ли в преступлении, дабы облегчить свою совесть, а возможно и участь?
Конечно кому как ни этому уроду в накрахмаленной рубашке, ни разу и не вышедшему за пределы своего кабинета, меня судить. Пусть попробует сам сохранить чистоту рук, когда в твой дом лезут орки. И эти «присяжные». Что за сброд. Сплошь проходимцы и чинуши, трясущиеся перед «тёмными силами» и неспособные понять, что настоящее зло сейчас собирается всего в паре километров. Как же, им нельзя потерять лицо, они должны… Грубый тычок в спину оторвал меня от размышлений.
-Я не совершил зла. Только защитил свой дом.
По залу прокатился неодобрительный гул. Идиоты. Как думаете, сколько из вас сейчас бы сидели здесь, если бы не я?
-Сознаётесь ли вы в том, что третьего дня вашей волей тела достопочтенных граждан Лейкшира были вызваны из могил, дабы повиноваться вашим тёмным умыслам?
-Я не совершил зла, я только защитил свой дом. –повторил я. Гул в зале стал неприлично громким, впрочем тут же был прерван громким стуком судейского молотка.
-Суд удаляется для вынесения приговора!
Видение меркнет, уступая место другому. Вокруг глубокая ночь, родной город спит, не осознавая ещё масштабы угрозы, которая копится в считанных милях от него. Дремят на посту ленивые солдаты, и только молодой блондин, склонивший колени над безымянной могилой на окраине кладбища не дремлет. Опустившись на колени и впившись ладонями в могильный мох, он мог бы показаться скорбящим родственником, если бы не странное время, которое он выбрал для почтения памяти усопших. Губы его еле заметно шевелятся, и в такт их движению тихо скребут крышку гроба костлявые руки. Из транса парня вырывает бой барабанов, крики и огонь факелов, внезапно полумесяцем зажегшийся на подступах к городу. Уже слышен звон стали, и он вскакивает и бежит, не помня себя, на эти звуки. Ещё издалека видна картина боя, орки теснят людей, метр за метром захватывая территорию его дома. Он бежит обратно, в бессильной злобе сжимая кулаки, так, что ногти до крови царапают ладони. Снова кладбище. Он падает навзничь, с размаху почти по локоть вонзая руки в сырую землю и громко, не таясь, произносит слова силы. Лёгкий толчок. Снова слова. Из-под земли на его зов один за другим встают давно усопшие. Дядя Миллет. Дедушка, капитан Сэм, его так и похоронили в доспехе, и другие, рыбаки, фермеры, вырванные из вечного сна. Кровавая пелена застилает взор. Пошатываясь, он встаёт, трясущейся рукой указывает своей новой армии путь и на ватных ногах, спотыкаясь на каждом шагу, под стать своим солдатам, идёт в бой.
Снова зал суда.
-Джулиан Кристофер Сэндз! Именем Короля и Альянса, ты признаешься виновным в пособничестве злу. Однако, принимая во внимание твои побуждения, мы заменяем сожжение более гуманной смертью через повешение.
Ну спасибо. Надеюсь когда-нибудь и к вам суд окажется так же снисходителен.
-Приговор привести в исполнение в течение трёх суток! Уведите приговорённого!
Под гробовое молчание зала, лишь изредка прерываемое почти неслышными шепотками, парня ведут прочь. Как только за ним закрывается тяжелая дверь с маленьким решетчатым окошком, он тяжело падает на охапку соломы. Конец. Не делай людям добра, не получишь зла. Долго тянутся часы в ожидании казни, но вот, открывается дверь и угрюмый толстяк, грубо схватив его за плечо, толкает к выходу. Пора. Город ещё спит, наслаждаясь последними минутами перед тем, как солнце окончательно прогонит ночь, а пока, по рассветному сумраку двое ведут третьего навстречу смерти. И уже готова верёвка на укромной поляне. Не стоит смущать людей казнями у всех на виду, у нас тут не столица, люди подобрее будут. Так объясняют ему по пути стражники, таким тоном, словно идут выпить чаю. В шаге от петли наружу лезет страх, до этого всеми силами заталкиваемый куда подальше. Резкая боль в шее. Удушье. Губы сами по себе хрипят слова, которые когда-то клялись никогда не произносить. Верёвки на шее, на руках, рассыпаются в пыль, оставляя парня, согнувшегося вчетверо на земле, жадно ловить ртом воздух. Сознание медленно возвращается, глаза находят конвой. Он лежит на земле, от него исходит еле уловимый запах тления. Глаз одного из них лопается, из открывшегося провала наружу медленно вытекает дурно пахнущая болотного цвета жижа.
Бежать. Город ещё спит, конюшенный тоже. Он так неловко охнул, когда открыл глаза и увидел перед собой парнишу, которого ещё вчера осудил на смерть. Последнее, что увидел, прежде чем кухонный нож по рукоятку вошел ему в грудь. Город проснулся, разбуженный громким топотом копыт и криками стражи, но куда там. Молодой некромант уже превратился в еле заметную точку на тракте, ведущим туда, куда никто в здравом уме не сунулся бы.
Тёмные кроны деревьев, срастающиеся между собой, ловят каждый лучик солнца, пытающийся проникнуть на проклятую землю. Джулиан сидит на обочине дороги, облокотившись на колесо телеги, и жадно поглощает кусок ветчины, которой в той самой телеге навалом. Бедный торговец, он не знал, кого вызвался подвезти. Убивать – плохо. Ещё раз напомнил себе парень, откусывая очередной кусок. Но не тогда, когда от этого зависит твоя жизнь. До упора нагрузив лошадь припасами, а карманы монетами, и спихнув телегу подальше в придорожные кусты, молодой некромант неспешно затрусил по дороге, ведущей к городу.
Темнолесье приняло его сначала настороженно, как и любого чужака, но быстро расслабилось. История сына солдата, отправившегося сюда по следам своего пропавшего отца, пришлась всем по душе, а его навыки письма и чтения обеспечили тёплое место при городском магистрате. Прошло несколько лет, и горожане уже и не помнили, что когда-то он был для них чужим. Джулиан зевнул и закрыл глаза. Видения отступали, уступая место небытию сна, единственному убежищу некроманта от себя, других, своего прошлого и неопределённого будущего.
Edited by Asmodian, 02 May 2014 - 13:20 pm.