Тема закрыта
Отправлено 18 Ноябрь 2013 - 22:48
Со свинцового неба уже битый час сплошной стеной лил холодный ливень. А посреди - Солдат. И не было вокруг Солдата никого. Старый он. Рыжим огоньком горел кончик заботливо скрученной папироски, вырывая из пасмурного полумрака скомканные черты лица. С такой физиономией Солдата вряд ли пустили бы на званый вечер – кольца морщин обмотались вокруг уставших, бледно-голубых, стеклянных глаз. Вымокшая, взъерошенная борода кривыми сталактитами свисает с подбородка, в такой же стати и неряшливые усы.
Ледяные струи хлестали по неприкрытой лысине Солдата, барабанили по старому, помятому доспеху. И о чём же он, одинокий, думал? О зелёных глазах той потерянной девушки, что сидела в тылу, с кожей белой, как свежее молоко? А может о тех моментах, когда даже от робкого касания он взлетал на седьмое небо? А помнит ли он первый поцелуй, столь нежный, страстный и волнующий?
Помнит ли он своих родителей? Помнит ли лицо отца, погибающего, но не сдающегося? Видел ли он мать, когда великие мировые часы отсыпали ей, агонизирующей, последние песчинки?
Люд вокруг прятался под козырьками и навесами, надрывающимися под тяжёлой водой, что падала с неба. Эти люди были безразличны к Солдату. А мимо, прихрамывая на заднюю лапу, проковылял голодный, облезлый пёс. Вымокшая шерсть облепила его грязными водопадами. И вот он остановился напротив, поднял морду. И уставился он на Солдата. Знакомый взгляд, подумал Солдат. Каждое утро он видит его в зеркале. Хромота пса болью отдалась в правой ноге, что ещё не забыла то ранение. Затяжка, едкий табачный дым впитался в лёгкие, приятной слабостью пробежавшись по телу.
Надрывный вопль боли молодых. Смерть, что не отличалась особой избирательностью. Звон беспомощной стали доспехов, свист орочьего топора. Запах крови. Спресованное время, что тянется, как прогнивший кисель. Тысячи загубленных судеб. И жуткое безрассудство идущего по канату над пропастью.
Решения давались тяжело, вспомнил он. Он вспомнил скованное удивлением лицо девочки, которая больше всего на свете хотела жить. Он вспомнил, как сквозь слёзы лезвие меча вонзалось в её сердце – лишь бы её гибель не была мучительной. Он вспомнил полчища нежити и тот ужас, который они вызывали. Сердце замирало в груди даже у него, прошедшего через огонь и кровь.
Постоянный страх, постоянная неуверенность. Плод прекрасного союза мужчины и женщины, жизнь – самое удивительное, что есть на Свете – угасала в один миг. Люди могли умирать от болезней, от старости. Но там, в горниле войны – все эти причины казались неестественными. Умирали, потому что не отскочили в сторону, когда объятый испепеляющим огнём снаряд орочьей катапульты ревел, рассекая воздух. Потому, что враг оказался быстрее, сильнее. Да просто по роковому невезению, наконец! И умирали часто, настолько часто, что гробовщик утирал пот со лба.
Неестественными казались и босые детишки, юркие как светлячки. Они резвились под ногами Солдата – большого исполина и живого памятника смерти, насилию и кровопролитию. Они радовались дождю. Радовались. У них жизнь впереди. А Солдат всё топил тени прошлого в дешёвом бурбоне. Война! Война перемолотила все надежды и стремления. Он ушёл от катапульты, уклонился от топора. Но всё равно он ранен. И такую рану не залижешь в лазаретах!
Там его дом. Там, средь хаоса сражения, средь предсмертных криков. Средь грязи и отчаяния, средь огромной мясорубки, что всё никак не сломается, перемалывая жизни. Там, где отцы хоронят детей, а старики молодых. Залитая солнцем прихожая, бегущая к отцу дочь, любящая, зеленоглазая жена? Нет, Солдат. Это – на грани твоих грёз. Ты потеряешься там, как рыбак, лесоруб, шахтёр или плотник потеряется в строю закованных в сталь пехотинцев.
Синдром. Афганский, чеченский, иракский, вьетнамский – так эту болезнь называют в далёкой-далёкой вселенной, о которой Солдат не знал и никогда не узнает. Нет жизни без войны и боевых товарищей, которые становятся твоими соседями по загнанному углу. Да, Солдат. Ты знаешь, что у тебя две семьи – та, в которой ты вырос и та, с которой ты прошёл через ад.
А вот и тот самый монумент. Ты, Солдат, знаешь, в чью память он стоит. Огромный, монолитный булыжник высится в окружении пенящейся от ливня реки, а на нём – высечены имена тех, которых ты знал. А кое-кто из них умирал прямо у тебя на руках, отчаянно глотая последние капли вожделенного воздуха. Смутные очертания приобрели чёткий контур. Хаггард.
- Бергман, ты? А что это за собака за тобой ковыляет?
Не бойся, Солдат. Всё плохое рано или поздно кончается, прямо как буря, сменяющаяся затишьем.
Закончится беспросветный алкоголизм. Закончатся внезапные приступы леденящего страха и ужаса, когда неосторожная повариха невзначай уронила кастрюлю кипящего супа прямо на мостовую. Закончится депрессия, что не знает конца.
Закончится то, что ты в своих ежедневных беседах опрометчиво называешь "жизнью".
Сообщение отредактировал Grantovich: 19 Ноябрь 2013 - 00:54
