Цена свободы

Ночь опустилась на Пиратскую Бухту тяжелой, удушающей волной запахов дыма, смолы и морской соли, криков торговцев и матросов, звуками хлещущих о борта кораблей волн. Порыв ветра мягко качнул замызганную занавеску окна трактира, привнося новые черты в букет царящих в душном помещении запахов пива, пережаренного мяса и потных, давно не мытых тел.
Сидящий у самого окна рослый широкоплечий ночной эльф полной грудью вдохнул солёный морской воздух, но тут же скривился, сразу становясь похожим на рассерженного леопарда. Ему никогда не нравились большие поселения, и «свободному городу» нечем было претендовать на исключение из правил. Привыкшему к тишине и прохладной влажности джунглей следопыту было глубоко ненавистно всё, что имело место быть в Пиратской Бухте – начиная набившегося в таверну сброда, чей гомон напоминал ему болтовню мартышек и заканчивая смрадом, тяжелым облаком висящим над всей гаванью и особенно ощутимым после свежести лесов. Это – жизнь? Когда Элеандару говорили подобное, он как никогда понимал всю пропасть различия, что лежит между ним и «цивилизованными» существами. Для него жизнью был лес, где всё – каждый звук, запах, движение были наполнены силой и смыслом. Здесь же он видел только самое дно существования, рядом с которым противно было даже находиться. И не будь здесь купцов, щедро платящих за шкуры тенебрюхих пантер, он бы здесь ни на секунду не задержался. Для чего?
Элеандар допил очередную кружку эля и громко постучал ей по исцарапанному, выщербленному столу, требуя налить еще. На душе у него было мерзко – как всегда, когда ему по какой-то причине приходилось останавливаться в поселениях. Вязкая и липкая, как содержимое выгребной ямы, скука, тяжелое презрение к группе кровавых эльфов, режущихся в кости за соседним столом – чувство настолько отвратительное что гордого названия ненависти, оно просто не заслуживало…
И, что хуже всего, воспоминания, выныривающие из черного омута памяти. Их можно было сравнить с пузырями, появляющимися на болоте – гнойная рана на водной глади, которая никуда не исчезает, а постепенно раздувается и наконец прорывается густым потоком гнилой воды.
Другие, светлые, когда-то невероятно ценные, а сейчас успевшие поблекнуть и выцвести были давно и прочно утоплены в этом болоте.

***
- Дуга семь пальцев, треть – поправка на ветер! Огонь!
Руки нещадно болели, левое плечо свело от натуги, а предплечье правой было до крови исхлестано тетивой лука, но останавливаться было нельзя, и Элеандар с остервенением продолжал бить по разномастной толпе демонов и мертвецов. С левого фланга к эльфийским стрелкам прислали еще полсотни лучников, и на какое-то время им удалось подавить огонь стрелков нежити и заняться помощью человеческой пехоте. Однако скоро в дело пошли поганища, и людям пришлось отступить на целых двадцать ярдов. Калдораи и люди дрались, как бешеные, но напор был слишком силен. Элеандар, заметив, что ряды людских латников смешались и отхлынули назад, закричал:
- Девятнадцатая сотня, вверх по склону!
Десятники подхватили его команду, и эльфийские стрелки начали отход. Пока они, огрызаясь редкими выстрелами, отступали наверх, Элеандар каким-то далеким краем сознания, не замутненным кровавой дымкой ярости, удивился тому, что стал сотником. Еще неделю назад, да что там, еще позавчера он бы и не подумал, что его, простого охотника, да еще и мужчину, поставят над целой сотней. Это была война, а на войне было легко подняться. Утром ты обычный солдат, к вечеру – десятник, к ночи – сотник, утром – пятисотник, а через пару часов вороны уже выклёвывают твои глаза, или, что еще хуже, ты встаешь и продолжаешь бой – уже на стороне демонических орд.
Бить со склона было намного удобнее, лучники уже не боялись ненароком попасть в человеческих солдат, и стрелы полетели тучнее. Напор не прекращался, но они уперлись рогом, и титаническим усилием демонов удалось отбросить. Вскоре к калдораям присоединились лучники одного из человеческих полков. Сотник быстро договорился командиром-Высшим о разделении на два ряда, и демоны оказались под сплошным потоком стрел. Соединенные войска буквально вымели напиравшую на склон орду стальной метлой – тяжелые стрелы летели по дуге и падали на головы противника, а люди стреляли по прямой линии. Элуна поколебалась, но посыпавшиеся на поганищ ледяные звезды убедили её проявить благосклонность к своим детям, и вскоре от наступавших на нашу позицию демонов остались лишь воспоминания, а идущую за ними вторую волну удалось отбросить. Элеандар так же отстраненно удивился, что несколько минут назад он спокойно разговаривал с квель’дореем.
- Вернуться на позиции! – приказал сотник.
Людские войска понесли раненых назад, к поляне, где собрались священники, лекари, несколько шаманов и друиды. Уцелевшие мечники в это время рубили головы своим и эльфийским мертвецам, и Элеандар не стал им мешать, несмотря на то, что многие ночные кидали на него горящие бешенством взгляды. Честь честью, но он не хотел умереть из-за того, что оставит в тылу несколько сотен мертвецов, могущих в любой момент встать и вцепиться ему в шею. А о своей и не без того идеальной репутации среди народа он подумает позже. Когда они это «позже» отвоюют. Если отвоюют.
Это война, а на войне многим приходится жертвовать.
Элеандар окинул взглядом поле битвы. Оркам удалось отбросить демонические армии даже раньше, чем эльфам, а у людей всё еще кипела битва. Уцелевшие пехотинцы и лучники людей двинулись туда, а на их место выдвинулся Четвертый полк, состоящий из закованных в тяжелые доспехи Стражей ночных эльфов.
- Халфас! – подозвал сотник своего помощника. – Позаботься о том, чтобы к нам подтянули обозы со стрелами. Не менее трех повозок. Не забудь организовать коридор среди тыловых войск. Действуй.
Отряд Элеандара спустились к Часовым и встали сразу за щитоносцами, заняв вторую линию. Здесь резко пахло кровью, смертью и чем-то еще – острым, обжигающим горло запахом. Эльф сморщился, догадавшись, что этот запах идет от трупов демонов.
- Хорошо поработали, - скупо сказала Морелетт, командир отряда Часовых. Она стояла в первом ряду, как раз перед лучником.
- Надеюсь, вы покажете себя не хуже бледнокожих, - хмуро ответил Элеандар, принимая пук стрел от разносчика.
Морелетт презрительно фыркнула в ответ и выставила вперед тяжелый листовидный щит. В правой руке она сжимала изогнутый обоюдоострый клинок. Такое оружие могло показаться неудобным, но Элеандар сам видел, как Стражи ими владеют, и искренне не завидовал тем, кто будет прорываться через левый фланг.
Демоны снова пошли в наступление, перед их армией рухнуло несколько пылающих глыб, тут же выпрямившихся в объятых ореолом ядовито-зеленого пламени каменных гигантов. Кто-то за спиной эльфа вознес краткую молитву Элуне.
- Дуга три пальца! – севшим голосом приказал Элеандар. Десятники повторили его приказ, и инферналов осыпали тучи стрел, не причинив им никакого вреда. В следующий момент до их рядов донесся ответ вражеских стрелков. Сотник еле успел нырнуть под щит. По крепким доскам загрохотал град смертоносных лучин, послышались вопли муки – спрятаться успели далеко не все. Халфас с криком рухнул рядом с ним, стрела насквозь пробила его плечо. Командир мощным рывком затащил его под щит, сломал древко и вытащил стрелу, но с неба упала еще одна, ударив раненого прямо в лицо и вырвав его из рук товарища. Капли крови брызнули Элеандару на лицо, но он даже не переменился в выражении. Он слышал, как люди говорили, что привыкнуть можно ко всему.
Самое страшное, что они оказались правы.
Мощный порыв ветра, вызванный кем-то из шаманов, снес облако стрел в сторону, и лучники наконец смогли ответить. Совсем недалеко от позиций калдораев двое инферналов сражались с энтами, а на месте, где только что стояли лучники-скелеты, бушевал громадный вихрь. Один из энтов, охваченный огнём, всем своим весом повалился на инфернала, и тот рассыпался безобидной кучкой камней. Второе порождение Скверны мощными ударами объятых пламенем кулаков сокрушило ожившее дерево, но на него тут же упал тонкий лунный луч, выжигая саму сущность демона. Инфернал заскрипел и развалился, а затем по передним рядам Стражей хлестнуло холодное фиолетовое пламя, от которого эльф ослеп, оглох и полностью потерял ориентацию в пространстве…
Элеандар понимал, что этот день станет для Азерота последним, но продолжал охрипшим, надорванным голосом отдавать приказы. Битва воинов превратилась в битву магов, небеса налились багровым, потрескались и разверзлись, извергая потоки жидкого огня, земля гневно рычала и ворочалась, узловатыми пальцами-корнями хватая и утягивая неосторожных демонов, по полю, усыпанному трупами так, что земли не было видно, метались иссиня-черные силуэты, размытыми фигурами проносились мимо призрачные волки. Небо плакало звездами, кровоточило метеоритами, извергалось молниями и падало на головы смертных рас призрачными черепами.
Центр был полностью уничтожен отрядом колдунов, возглавляемым Архимондом, как, впрочем, и все фланги. Люди, орки, эльфы, тролли, таурены и дварфы уже просто сбились в крупицу жизни, из последних сил противостоящей Тьме. Усталый, окровавленный, обожженный, грязный и оборванный, как и все, Элеандар потерял надежду, веру – всё, кроме тупого звериного, завладевшего всем существом желания убить как можно больше прежде, чем убьют его. От его сотни осталось не более десятка эльфов, из последних сил огрызающихся меткими укусами стрел.
Следопыт почти в упор выпустил последние три стрелы и заорал:
- Стрелы!
Но ответом ему было только рычание демонов, ругательства людей и звон оружия.
- Стрел не осталось, - устало сказал стоящий слева Кэйландор.
Послышался торжествующий рык. Клину из отборных войск демонов удалось прорвать линию тяжелой пехоты и разделить её надвое, и в брешь хлынул поток нежити.
- Девятнадцатая сотня! – сорванным голосом закричал Элеандар. – Оставить луки! Приготовиться к ближнему бою!
Некогда сплоченные войска тут же распались, и начался хаос. Следопыт отбросил лук, принял от кого-то из товарищей короткое копье, зарычал, наконец-то давая выход своей ярости, и бросился в рубку.
Бесконечно длинный день медленно подходил к концу.

***
Официантка наполнила ему кружку, ловко увернулась от чьих-то пылких объятий и мотыльком упорхнула обратно к стойке. Уходя, она призывно улыбнулась эльфу. Улыбка вышла бы милой, если бы она так сильно не поджимала губы – скорее всего, у неё были выбиты несколько зубов. Следопыт без интереса проследил, как на обратном пути её силком усадил себе на колени полуголый пьяный матрос и еще отхлебнул из кружки. Поморщился.
Эль был преотвратным.
Самая главная причина, по которой Элеандар не любил поселения – здесь было скучно. Скука накатывала, как волна жидкой грязи - такая же тяжелая, холодная и вязкая. Другое дело, её можно было легко смыть самыми разнообразными зельями, которые можно было купить, не вставая из-за стола. Было бы желание и деньги. У эльфа не было ни того, ни другого, поэтому он просто посмотрел в окно.
На юге, даже над задымленной гоблинскими механизмами Бухте, были на удивление ясные ночи. Элеандар привычно нашел глазами созвездие Седогрива, Волчицу, Корону Элуны. У него на родине эти звезды светили совсем по-другому. Там, казалось, достаточно было лишь поднять руку, чтобы мягко сияющее чудо мироздания обожгло холодом ладонь. Здесь это были просто красивые, бездушные огоньки.
- «На родине, - горько усмехнулся Элеандар. – Надо же, я уже думаю на всеобщем. А всё еще считаю домом Тельдрассил. А хотя, что мне еще считать домом?»
Одинокая звездочка весело подмигнула ему с ночного неба и упала, оставив за собой короткий светящийся шлейф.

***
Насколько Элеандар себя помнил, с самого детства мир, который его окружал, казался слишком маленьким. Его выводили из себя те строгие рамки, которыми была поделена вся цивилизация Детей Звезд, угнетала невозможность заниматься тем делом, которым он всегда хотел заниматься, даже собственная семья казалась ему лишь очередными обязательствами, мертвым грузом висящим на шее.
Насколько он себя помнил, ему всегда хотелось свободы.
А теперь ему предстоит потерять даже её призрак.
- Обвиняемый, подойдите, - низковатый, мелодичный голос разнесся над площадью Саблезуба.
В этот момент Элеандару казалось, что всё происходит во сне. Пьяном бреду, когда желудок отвратительно подкатывает к горлу, а в голове вместо привычной трезвой работы рассудка только серая муть. Он как будто видел себя со стороны, не в силах отделаться от ощущения, что всё это происходит не с ним. И этот эльф, чья голова плыла выше макушек некоторых, с длинной гривой темно-синих волос и темной кожей – вовсе не он. Что его жизнь продолжится здесь, под звездным небом, а не в сыром подземелье…
Элуна, Древние, как он, глупец, мог не наслаждаться тем, что у него вот-вот отнимут!
- Элеандар Коготь Ночи, - всё тот же голос. Женщина, которая стоит перед ним, ниже его на две головы. В отличие от всех, кто стоял на островке в сердце Дарнаса, она кажется спокойной, даже умиротворенной. Почти по-человечески мягкое, гармонично сложенное лицо выглядит так, будто его вылил из элунита искуснейший кузнец. Мягко выгладил и заботливо дал остыть в одном выражении, не понукая ни водой, ни холодом... Высшим жрицам Элуны, чей возраст исчислялся почти тысячелетиями, проявлять яркие эмоции было чем-то сродни неприличного. Поэтому говорила она мягко, почти сочувственно, и от этого становилось еще хуже.

– Ты обменял свою честь на свою жизнь, заключив сделку с сатиром. Попрал все правила нашего общества, помогая самому гнусному нашему врагу. Отбросил в сторону гордое имя Потомка Звезд ради своего физического существования. Что ты скажешь перед тем, как будет оглашен приговор?
Взгляды, устремленные на Элеандара, взволнованные, яростные, насмешливые и равнодушные, казалось, обрели материальность и ползали по спине следопыта холодными насекомыми. Этот вопрос был риторическим. Никто не ждал ответа, который звучал очень и очень редко. Лучше всего было бы и сейчас опустить голову и промолчать. Возможно, это даже сократило бы его заключение. Возможно. Элеандар ничем не мог оправдать себя, но сейчас отчаяние сменила глухая ярость, взметнувшаяся в груди не хуже огненной магии демонских колдунов. В чем бы его ни обвиняли, он был прав. Он должен быть уверен в своей правоте! И если бы он отступил от того, во что он верил, только тогда он бы действительно потерял честь.
- Я потеряю честь только в одном случае – если сейчас промолчу, - негромко, но твердо озвучил свои мысли следопыт. – Часовые, которых я спас – это мой десяток, и я отвечаю за их жизни. Я бы не пошел такое ради своего спасения, но я не имею права распоряжаться жизнями тех, кто был мне вверен. Никто не имеет! Сделка с сатиром? Я заключил бы сделку с Саргерасом, стал хоть вторым Иллиданом, если бы это спасло мой отряд! Обменял семейную реликвию на жизнь четверых бойцов, и это вы называете преступлением? Да, пускай это будет преступлением, пускай я проведу жизнь в темнице, но я проведу её с осознанием того, что я поступил правильно! А вы сможете сказать о себе так же?
Ряды эльфов дрогнули, как листья серебряного дуба под ветром, и как по тем же листьям, по ним пробежал ропот. На лице жрицы не дрогнул ни один нерв, а вот стоящая за ней женщина, закованная в непривычные для эльфов глухие латы, беспокойно пошевелилась. Элеандар стоял, тяжело дыша как после бега. Для него это была необыкновенно длинная речь. А хотя, заговоришь тут, когда в задницу дышит темница. На миг следопыту даже стало весело, когда он вспомнил, что так говорили люди.
- Ты говоришь, что спас своих солдат, - снова заговорила жрица, и толпа разом умолкла. – Но если бы не ты, они бы умерли почетной смертью, и их помнили бы, как героев, не устрашившихся смерти ради защиты наших лесов. А кем они будут теперь? Теми, кто спасся при помощи демонов? Ты спас их жизни, это верно. Но ты подумал, какой она будет? Кем они будут для нас?
- У них впереди вся жизнь на то, чтобы исправить ваше отношение, - отрезал Элеандар. – И вы не убедите меня в том, что я неправ.
На этом закончился суд. Элеандар был героем войны, и многие настаивали на том, что несмотря на сделку с сатиром, следопыт руководствовался благими мотивами. Он принадлежал к старой и многими уважаемой семье и его отец был вхож в Круг Кенария. Принадлежал…
Его наказанием стало не заключение, а изгнание.
Насколько он себя помнил, ему всегда хотелось свободы.
Он её получил.

***
«И теперь, изгнанный своей семьей и своим народом, я просто Элеандар из ниоткуда. Тот самый одиночка, опасный хмурый тип, который любит только деньги, а признает только силу. Который на спор идет в джунгли с одним ножом и возвращается с тигром на плечах», - лениво размышлял следопыт. Звезды уже давно закрыло тучами, и за окном начался настоящий тропический ливень – такой, который бывает только здесь, в Тернистой Долине, когда дождь хлещет с потемневших небес сплошными потоками. Элеандару почти физически захотелось выйти наружу, встать под ливень и стоять так целую ночь, пока чистая вода не смоет с него все поганые мысли, а легкие не очистятся от спертого воздуха таверны. И он не видел смысла этому сопротивляться.
Выходя, эльф задержался у стойки и похлопал по своему кошельку. Звон раздался далеко не сразу – нескольким медякам понадобилось время, чтобы столкнуться вместе.
- Запиши выпивку на мой счет, - бросил следопыт гоблину-трактирщику, и, не обращая внимания на недовольно скривившуюся морду прощелыги, вышел из тесного помещения. На выходе ему пришлось согнуться едва ли не в три погибели, чтобы не приложиться головой о притолоку.
Дождь сразу вымочил его нехитрую одежду до нитки, но Элеандару было на это плевать. Тетива и стрелы хранились в навощенном чехле на дне полупустой заплечной сумки, а всё остальное пускай горит синим пламенем. Ему нравился дождь. Дождь был едва ли не единственным, что понравилось ему после Тельдрассила, где ливни, если и случались, никогда не могли просочиться сквозь надежную крышу из сплетенных ветвей.
Элеандар действительно мог простоять так целую ночь, но Пиратская Бухта быстро напомнила ему о главном правиле, которое здесь бытовало. Никогда не расслабляйся. Иначе смерть от ножа под лопатку будет самым простым и приятным из всего, что может ожидать.
Трое. Все люди. Следопыту не надо было поворачиваться, чтобы узнать это, или чтобы знать то, что они идут именно за ним. Дождь знал гораздо больше эльфа, и мог поведать эти знания любому, кто умел его слушать. Например, такому, как Элеандар.
- Э, ушастый! – пропитой голос неприятно разрезал умиротворяющий шепот ливня. – Босс сказал, что ты и так много должен. Так что или плати, или тебя уже ушастым называть не будут. Уши-то оборвем.
Двое других напряженно хмыкнули. Элеандар тоже улыбнулся. Люди ему тоже нравились. Временами. Уживчивые, самоуверенные, сейчас они были куда ближе ему по духу, чем его кровная семья.
- Еще есть что сказать? – невозмутимо осведомился он.
- Ну разве что на рожу ты страшный, что твоя огриха, - ответил всё тот же. Он стоял немного впереди, в надетой на голое тело кожаной безрукавке, с неопрятной короткой бородой. Голый живот блестел от воды, падающей с небес. Элеандар чуть задержал на нем взгляд, прежде чем начать движение.
Бородатый заорал в голос, когда указательный палец следопыта проткнул ему пупок и полностью погрузился в брюхо. Второй выругался и попробовал броситься эльфу под ноги, но Элеандар остановил натиск захватом за шею и встретил нападающего коротким ударом колена, вторым ударом перебил ему дыхательные пути и сокрушительным взмахом кулака сломал челюсть.
Третий набросился на эльфа сзади и довольно неумело попробовал взять его на удушающий прием, но следопыт с легкостью разомкнул «замок», поднял вопящего вышибалу над головой и швырнул за пристань. Всплеска почти не было слышно за стонами бородатого и шумом дождя.
- Видимо, моя рожа не настолько страшная, насколько надо бы, чтобы вас отвадить, - хмуро буркнул Элеандар, принявшись проворно обыскивать неудачливых сборщиков. Денег у них не оказалось, и следопыт досадливо сплюнул. Мыло и иголки для шитья тоже придется брать в долг.
Калдорай уже собирался уйти, как из таверны вывалился еще один человек. С первого взгляда можно было понять, что он не был запоздавшим к короткой потасовке громилой – его походка заставляла подумать, что тот находился на палубе корабля, попавшего в хороший штиль. Моряк неверным шагом доплелся до воды и едва не свалился следом за вышибалой. Вернее, свалился бы, если бы его за пояс не придержал Элеандар.
Несколько минут человек просто блевал, а следопыт боролся с искушением отпустить руки и отправить его на поздний ужин к иногда заплывающим сюда акулам. Искушение было свыше всякой меры, но скоро желудок пьяницы опустел, и тот наконец смог утереть рот и невнятно пробормотать:
- Ох, спасибо, братуха, спас…слушай, не в обиду, а…как тут хорошо-то, а, на свободе!
Элеандар окинул взглядом стоящие у причала корабли, волнующееся под ливнем море и мерцающие в отдалении бледные вспышки молний. А затем повернулся, посмотрел на грязную, замусоленную таверну, на тихо стонущего вышибалу, прислушался к пьяным воплям, доносившимся из окна.
И честно ответил:
- Свобода – самое отвратительное из того, что со мной случалось.