Дисдикс Ярая Петарда: Ужасы Железного Города.

Дорогой читатель. Ты держишь в руках книжицу, которая не в коем случае не должна была попадаться на глаза чужому. Здесь таятся мои слезы, мои грёзы, мои воспоминания. Кто я? Маленькая гоблинша, затиснутая между двумя мирами – бизнеса, и войны. Я – это последняя буква в алфавите, но это моя буква. Если хочешь оскорбить – просто пиши все на бумажке, и выбрасывай в окно, в надежде что я когда нибудь её прочту. Я не буду добавлять в свою книгу рецепты воблы, или прочей ерунды. Да-да, я читала записки Галливикса, и, скажу по секрету, так и не заплатила. Тридцать три шпиона – чистая правда. Но теперь их стало ровно на одного меньше, так что… Дерзай, крысёныш картеля Трюмых Вод. Займи его место! Быть может когда-то ты станешь таким же толстым, и таким же богатым как твой бог во плоти. Ну, или же подохнешь в яме со скорпидами все того же толстячка.
Ты думаешь, я пишу весь этот бред чтобы догодить своему пиар-агенту? Не-а, бери выше, мой дорогой читатель. Я пишу все это не для тебя, и даже не для себя… а просто так. Ради удовольствия, возможно. Чтобы всегда был между мирами хоть один кусочек бумажки, который будет содержать информацию обо мне.
Я – Дисдикс Ярая Петарда! И это – мой мир. Выбрось книгу в окно, продай на рынке, надёргай листков да подотри свою зеленую задницу, в надежде, что моя бумага чудотворна, и избавит тебя хоть от одного из тысяч пролежней на твоей мягкой жопе, офисная ты крыса. Делай что хочешь, но не смей глумиться над моим трудом. Слышишь?

Не читай дальше.
Даже не думай!
Ты вообще там?
Написанное мною повергает гоблинов в шок!
Правда, побеспокойся за свое психологическое здоровье!
Да я ж взорву тебя, как только узнаю, что ты продолжил читать!

А, к принцу. Я более чем уверена, что ты все еще здесь. Ну что же… Добро пожаловать.

Глава первая: На перекрестке четырех дорог и стоять дорого.

Когда мир вокруг постоянно в движении, и в нем царит бессмысленное перемещение ночью покоя не жди, железный город оживает. Засветились лампочки указателей, маня зевак куда-то в сторону. Имевшие бизнес ставили их, пытаясь привлечь клиентов. Шум, крики гуляк, стоны завистливых зевак, и взрывы фейерверков – вот таким я и запомнила Кезан .

Четыре железных дороги сплетаются воедино на Медной улице, дабы вновь разойтись. Стоит у перекрестка хиленький дом, но с двумя этажами. Милые, желтые окна из бычьих пузырей буквально выпирают наружу. Рядом с этим домом еще несколько, а за ними еще несколько рядов. Дороги и перекрестки формировали целую сеть, в центре которой подобно пауку стоял банк. Ну и, ясное дело, налоговая. Мой же дом имел форму… А он не имел формы. Эдакая круглая хреновина росла прямо из линии горизонта, вся утыканная желтыми окнами и черными трубами. Стены уже покрывал даже мох. Это считалось позором… Конечно же, какого делать растению на доме? Бред да и только. Каждая травинка должна была погибнуть не доползая до порога! Но здесь все иначе. Зелень оплетала дом со всех сторон, и даже залезала в окна, дырявя бычьи пузыри. Почему же так случилось, спросите вы? А вот это афигительный вопрос, мой дорогой читатель. Как раз в яблочко…

Крик в доме был слышен даже соседям. Стоит посреди комнаты не высокая женщина, прижимает к груди ребеночка левой рукой, ну а в правой держит тарелку. Зеленые глаза, находясь по разные стороны тоненькой переносицы, сверлили стоящего в другом конце комнаты мужчину. Её зеленые кудри были аккуратно собраны в пучок на затылке, несколько прядей неаккуратно спадали на плечи. Одета же была гоблинша в простую белую рубашку, да синюю юбку.

- Ну я ж не винен! Делаю все что могу, а ты еще и сердишься?! – подал-таки голос гоблин, с излишне длинным носом, на который были надеты синие очки.
И вот и слова не проронив в ответ жена метнула тарелку. Звук её разбития о стену заставил малышку заплакать, что привело ее в недовольство. Выяснилось что гоблин оказался достаточно вёрток, чтобы и этот, и следующий снаряд не попал в цель.
- Какого черта ты приперся домой с тремя деревянными в кармане! У тебя же дочь на руках, тупица! Как ты смеешь вообще ходить по улице, глядя на стройные ножки прохожих?!
Вот так оно все и было.
Мать выходит по вечерам на балкон второго этажа, и ждет своего любимого с работы, держа ребеночка на руках. И что она видит? В полу-трезвом состоянии бредет по улице её любимый, распивая какой-то напиток, да выкрикивая чье-то имя... Женское имя.

Ребенок стал кричать громче, а гоблинша, метнув в провинившегося кастрюлю, спустилась по лестнице вниз. Маленькая кухонька представляла собой нечто похожее на коморку с четырьмя углами. В одном углу коптилка стояла, в другом морозилка, ну а посредине красивый столик с золотыми ножками укрытый разноцветным полотном, привезенным, кстати, мужем из далеких эльфийских земель. Женщина взяла со стола бутылочку, и ткнула в маленькие ручонки малышки.

- Ну что ж ты делаешь со мной то… Чего я такого сделал то, Ро, дорогая? Прости, ну прости, ну не буду я больше, Ро…- И тут его наглым образом прервали. Стук в дверь. Кто-то настойчиво колотил по дереву кулаками. Женщина взяла малышку по крепче, да побежала наверх по лестнице, так нечего и не ответив.

- Гарнгзакс? Открывай, ублюдок! Я знаю, что ты там, и если не откроешь, сожгу здесь все дотла к крысиной матери! – Стал орать некий гость. У Грана выбора не оставалось. Убедившись что жена ушла наверх он таки открыл дверь. Низкорослый гоблин с двумя пузатыми хобами вошел в дом.

- Вы кто такие? Чего надобно?- Сказал Гран, поглядывая на подошедших ошарашено.
Тройка гостей же неумолимо протиснулась внутрь, подминая под собой роскошный ковер да несколько декоративных ракушек. Гиганты схватили под руки беднягу, да подняли над полом.

- Компания «взорвистрой» послала нас, чтобы получить долг! Ты отныне должник, Гарни. Чем отдавать то будешь? Не слишком у тебя здесь то и богато, но ковер мне понравился… А что же наверху? Ах да, твоя женушка хнычет. Знаешь, партнёр, продай её, и сможешь оплатить нам хотя бы половину.- Развел скулы в чеширской улыбке, щелкнул пальцем о палец, и его лабогоблины швырнули владельца дома к стене.
Портрет торгового принца сорвался с гвоздя, и упал на голову должнику, обнажая взгляду дыру в стене между синих обоев.
– Время деньги, друг. Время деньги…- Неумолимо приближаться стал цитируя принца, угрожающе выводя вперед длинную трость. Цилиндр его постоянно спадал на нос, а монокль в правом глазу блестел невыносимо режучи шибко любопытные глазенки бликами. Его безупречный черный смокинг был идеален, выглажен до блеска, словно отполирован, как и полосатый красный галстук.

- Я все верну! Я отработаю!- наконец отозвался должник.

- Тогда ты должен сделать нам эту бомбу как можно скорее! Ну, или отдаешь сейчас нам её.- Лукаво улыбаясь указал на лестницу на второй этаж, на дитё намекая.

Сверху доносились всхлипывания, и громкий плач ребенка. То, что сейчас происходило – его вина. И самое страшное что он понимал это.

- Мне нужно время!!!

- Слишком многого требуешь, слизняк.- И вот один из пузатых великанов направился в сторону лестницы.

- Десять лет, и ваша компания станет самой могущественной во всем картеле! Во всем мире! Я создам для вас бомбу такой силы, что вас будет бояться весь мир! Все!

- Десять лет? Ты десять лет собрался мне возвращать столь мизерную суму? По тридцать деревянных в год чтоль? Идиот! Мои условия уже были озвучены. Слушай что я скажу, пока не вернешь долг. А я говорю – мне нужна бомба. Это правда. Но не десять лет, сукин ты сын! Не десять лет ты её будешь делать! – Шляпник ехидно оскалился, и толстяки бросили бедолагу на ковер.
Громко цокнув зубами Гранзакс рухнул на роскошный ковер, испортив искусный узор собственной кровью. Он попытался встать, и выплюнул зуб.

Нежеланный гость поправил цилиндр, и постучал тростью по лапе одного из спутников.

- Отдай должок – и я о тебе забуду. Но до тех пор буду брать в твоем доме деньги или вещи, во имя долга. Жди каждый тринадцатый день, червь.

- Я сделаю это. Только… Не трогай жену и ребёнка!- Прокричал Гран, не отважившись поднять взгляд.

- Вот и прекрасно.- Шляпник облизал губы, и посмотрел под ноги – Сегодня я забираю с собой вот этот ковер, пусть ты и испачкал его своей кровушкой… Всего хорошего, партнёр!

Толстяки вытянули ковер прямо из-под ног бедолаги, и, сложив его трубочкой, ушли к выходу. Шляпник же оперся о свою трость, и посмотрел в глаза должника с жестокой улыбкой, которою невозможно забыть. Вокруг все замерло, даже мухи, донимающие в столь жаркий период, не осмеливались жужжать. Ритмичными шагами шляпник пересек гостиную, постукивая своей тростью, и демонстративно перешагнул через порог.

Глава вторая. Стук в дверь.

- Потрясение. Поиск розрады. Поиск желаний. Знакомы ль те эти чувства, дорогой читатель? Мир вокруг меняется с каждым твоим вздохом. Кто-то умирает, кто-то рождается.

Каждый день приравнивался к стуку сердца. День за днем, ночь за ночью мы ждали прихода вышибал, и старались собрать как можно больше денег. Мать ушла спустя три года, уже не в состоянии терпеть. Она даже не попрощалась. Странно, отец рассказывал о ней только хорошее, и таки и не отважился мне поведать о своем долге. Прошло уже семь лет. Папа лишь взрывал все это время, да делал ту самую бомбу. Стоит отдать ему должное – в доме всегда водился десяток деревянных, которого вполне хватало на еду, и даже одежду, если экономить. Иногда было бы приятно посидеть с ним, поболтать, но увы, работа для него всегда была на первом месте. Сутками напролет он делал новую бомбу. Я в это время играла с мальчишками, и была вне себя от гордости за отца сапёра, с которым так и не смогла сходить за сладостями... Ну а он отдавал все свои силы дабы собрать хоть немножечко деревянных к тринадцатому дню. Медная улица за семь лет преобразилась. Все только и говорили о молодом Галливиксе, который сплотил разрозненных производителей и торговцев в единую компанию, или синдикат.
К этому было тяжело привыкнуть. Улица, на которую гнушались заходить даже крысы, ныне стала достойной торговых баронов. Дороги выровняли, постелили несколько стальных листов. Десятки лампочно-электрических столбов стояли теперь вдоль дороги, освещая жалкие несколько метров тротуара, которые стали даже убирать, иногда. Наш двухэтажный домишко ну никак не хотел вписываться в общую картину, и потому его попросту перекрасили без ведома хозяев. Как железный дом с голубыми стенами может вписываться в условия диктуемые черным тротуаром – до сих пор для меня загадка. Я терпела шум магазинов, работающих теперь круглосуточно. Терпела и жудчайший грохот новомодных хот родов. Но фонарь, который буквально вливал ядовитый желтый свет в мою комнатушку, был последней каплей. Я разбила треклятую лампочку камнем на третий день, за что получила по ушам от отца, которому пришлось выложить кругленькую суму за мой поступок. Целый месяц мы прожили на одной овсянке, а чертов столб продолжил освещать мою комнату. Меня охватило невообразимое чувство обиды когда какой-то мальчишка вылез на самый верх, и, рискуя жизнью, пририсовал лампе глаза и рот. Теперь фонарь злорадствовал каждую ночь показывая свою насмешливую ухмылку, отбрасывая тень на ржавую стенку комнатушки.

- Дисдикс Фитилеплёт! Просыпайся, мать твою! – вот с такого крика начиналось в этом доме утро.

Голос отца был, есть и будет самым ярким воспоминанием детства, пожалуй.
Каждое утро просыпалась она под этот лютый, звонкий крик, и как всегда пробиралась сквозь рукотворные джунгли собственной комнаты. Вот девчушке уже оставалось обойти кучку оберток из-под конфет, а за ними еще разбитую вазу… А вот уже совсем рядом ящик с фитилями, при упоминанию которых уже пальцы сводит ибо плела их сама.
Подъем ей явно не понравился, отец вопил как угорелый. Сонной походкой она стала пробираться к зеркалу, спотыкаясь о валяющиеся на полу вещи. Высокий дубовый стул оказался недостойной преградой, взобраться на него не составило труда.

Ага! Зеркало – самый красивый, и самый ценимый мною предмет интерьера в комнате. Выглядывавшая из него каждый раз девочка украшала утро, и давала некий заряд… Позитива! Да, я любила себя. А ты любишь себя, мой дорогой читатель?

Длинные синие волосы спадали волнами на плечи девочки, а лиловые глазки смотрели прямо на кончик узкого носа. Вот острозубая улыбка бороздой прошлась над подбородком, и Дисдикс одела красивый обруч с розовым бантиком, на и без того низкий лоб. Почему на лоб, спросишь ты. А я и отвечу – это особый «налобный» обруч, выдуманный отцом и улучшенный мной, таким вот прекрасным бантиком.

Малышка вздохнула, и стала расчесывать гребешком волосы, при этом водя указательным пальцем по короткому носу, кончик которого смотрел вверх. Несколько мгновений спустя волосы были собраны позади в два хвостика, и можно было отправляться.

- Дисдикс! – Хриплый голос известил об нетерпеливости отца, и та улыбнувшись прыгнула в свои резиновые тапки. Дверь в её комнате уже давненько покоилась на бархатном ковре, будучи выбитой взрывной волной. Отец всегда был слишком занят, а в одиночку её поднять не удавалось, по крайне мере ей.

Очередной крик родителя заставил зеленые щечки обрести красный оттенок, толи от злости, то ли от… Нет, все же от злости.
Дисдикс ,томно вздохнув, прошла по лежащей на полу двери в каридор. У-у-у, этот проход был подобен тоннелю. Всегда большой, всегда могильно-холодный, всегда чарующе-интригующий. Знаешь, дорогой читатель, в этом каридоре было настолько холодно, что я даже пыталась готовить в нем мороженное!
Узкий, да и не особо длинный коридорчик, пол которого был вымощен красным камнем. Он представлял собою некий тоннель, проходящей точно от комнаты к кабинету отца. Шаркающими шагами медленно прошла коридор, нарочно оттягивая время. И вот шаг за шагом становилось все светлее, черные стены с тремя лампочками обретали менее мистический вид. Где-то справа краем глаза можно было заметить лестницу вниз, но Ди предпочла оставить этот добрый шмат интерьера без внимания. А вот то, что стоило её меткого взгляда было чуть впереди: огромная стальная дверь была вся разрисована гравюрами. То львы, то какие пучеглазые люди, гоблины. Рогатые черепа… Дверь внушала ужас, и заставляла десятилетнюю малышку опускать взгляд в пол каждый раз, когда только приходилось подходить к ней.

- Я сказал Дисдикс! – вновь разразился голос отца, подобен даже не грому, а звуку черной жижедобывающей вышки. У-у-у… Она так шумит! Да настолько шумит, что даже рыбы не могут спать под водой. Наверное именно по этому рыбаки работают подальше от Кезана.

Зеленая кроха вздохнула, вытянула руку вверх и опровергла устрашающую тишину коридора тремя короткими стуками. Послышался громкий стон, который был воспринят ею как позитивный ответ. Дверь открылась медленно, раздражая слух подошедшей жутким скрипением, и ей нечего не оставалось кроме как войти внутрь.

- Ты желал меня видеть, папа? – Выжала из себя Ди ,сложив руки замком за поясницей, и стала глядеть по сторонам. О кабинете стоит упомянуть отдельно, пожалуй. Высокие книжные шкафы битком набитые железной утварью смотрели на нее сверху вниз. На их фоне все казалось маленьким, и незначительным. Этот эффект был создан специально, чтобы настроить клиента на заключение контракта, и подчеркнуть значимость не последнего в городе сапёра. Чего уж говорить о маленькой гоблинше, которая едва ли достигала до пояса взрослым. Ей казалось, что шкафы специально выстроились над нею, чтобы поглумиться. Благо, вопреки всем страхам они молчали. И только окутанная полумраком фигура отца сидящего за столом навевала опасения.

Отец сидел за гигантивным столом, и делал записи в такой же огромной книге, под стать столу. Вокруг него царил сущий хаос. Кое-где лежали динамитные шашки, а с полок свисали всяческие нерабочие механизмы, среди которых механические руки и даже писающие куклы. Увы, но это суровая действительность, которую он не как не хотел признавать. Сапер из Гранзакса был куда лучше чем механник. И вот он посмотрел с головокружительной высоты на дочь, и криво улыбнулся. Правый глаз был сокрыт моноклем, который сверкал, отражая свет исходящий от свечи. Ну а левый был влажным. Зрачок казался ей утонувшем в мелком пруду лиловым камнем ночи.

- Сколько времени прошло с той ночи, дочь?- Наконец заговорил Гразакс. Голос его был мягок и скрипуч, тая в своей глубине нотки печали.

- Шесть сезонов, отец. Шесть лет, шесть зим, ну или шесть годов, кому как нравиться. – Ответила малышка, подняв взгляд, и удивилась доброте родителя. Она стала разглаживать ночную рубашку ладонями, в коей проснулась.

- Видишь эти сапоги, Дис?- Он указал на самую нижнюю полку, и вздохнул.- Я хочу чтобы ты стала механиком лучшим чем я, и по этому даю тебе задание. Сделай так, чтобы они заработали. – Гран устало потер глаз, и снял монокль.- Послушай меня внимательно. Я делаю все, чтобы оставаться на плаву. Однако может статься и так, что все это… Полетит к чертям!- Последние слова он буквально прокричал. - Шесть годков… А может таки семь? Когда сделаешь то, о чем я тебя попросил – возвращайся в кабинет. А до этой поры возьми эти деньги, и поди да поесть чего найди. Сегодня твой отец будет занят. – Он положил на краешек стола три бумажки да макнул перо в чернильницу, и продолжил делать записи.

- Ты занят… Бизнесом? А можно я помогу?

- Поможешь, когда нить… А теперь хватай ящик с механизмом, и проваливай! Я занят. Все инструменты найдешь внутри! – Повысив тон, ответил на это родитель, и метнул на неё злобный взгляд.
Прозвучал стук в дверь, и малышка, негромко ойкнув, побежала к полке за ящиком. Скрипучая дверь открылась вновь, не взирая на молчание хозяина. В кабинет вошел ушастый гоблин в черном пальто да с котелком на голове, и двумя тростями, в обеих руках. За ним еще двое, в таком же наряде. Они втроем встали у двери, и ,приподняв шляпу, показали старческие лица. Стоявший посредине сделал шаг вперед, входя в круг освещения свечки. Он показался малышке страшным. Под глазами два больших черных круга, и ухо, которое было покрыто тенью даже вопреки падающему на него свету. Темно-желтая кожа была испещрена дюжиной морщинок.
Губы его растянулись, обнажив беззубый рот. Тот хотел было что-то сказать гоблинше, но лишь закашлял. Рука старца рассекла воздух, и костлявый указательный палец уткнулся ребенку в лоб. У него был жуткий, гноящийся желтый ноготь. Дис чуть не вскрикнула, и быстро побежала к двери.
Она вздохнула с облегчением выйдя в коридор, и стала прислушиваться.

- Тьярс приветствует тебя, Девятый сапёр. Согласно с заключенным контрактом мы пришли забирать долг.

- У меня едва хватило деревянных на порох, приходите через несколько дней! – Прокричал в ответ Гразакс, не отрываясь от писанины.

- Ты неправильно меня понял, девятый сапёр. – Он указал правой тростью вперед, и та удлинилась. Набалдашник со звоном колокольчика упал на пол, и взгляду должника показался ствол. Раздался выстрел. Трость изрыгнула клубы дыма, и вырвалась из цепкой хватки старика. Оружие упало на пол, а палец бедолаги оказался неестественно выгнутым. За дверью послышалось полный страха крик.

- Пошли вон из моего дома! Я буду говорить исключительно с главой компании, и буду платить только ему!- Гран ахнул. Перо переломилось пополам, будучи еще в руке. Пуля его срезала, и пролетев несколько шагов завершила свой путь в одной из полок шкафа.

- Дагзас Взорвистрой мёртв. Я новый владелец данного заведения, и говорю тебе следующее. Убирайся. Отныне этот дом, и все находящееся в нем имущество принадлежит мне, Тьярсу. – Он вправил вывихнутый палец даже не скривившысь, и поднял с пола оружие. – Ты уйдешь как неудачник, поджав хвост. Я разрешаю тебе взять собой три деревянных, и еду. Проваливай.

- Дай мне три дня. Я заберу дочь и…

- Я повторюсь. Твой дом, и все находящееся в нем имущество, тобишь все что внутри – отныне мое. Собирай деревянные, и уходи. Один. Только бизнес, нечего личного. – Три щелчка пальца о палец подчеркнули всю полноту его слов. Оба компаньона с тростями–револьверами сделали шаг вперед.

- Но зачем вам дочь? Берите дом, мебель да чертовы купюры. Плевать. Мы уйдем победителями!

- Не тупи, слизняк. Через несколько лет и она сможет приносить выгоду. Пошел вон, я сказал! Ты отныне никто, и вскоре покинешь Кезан! – Терпение гостей явно было на исходе, и один из них сжал набалдашник трости в кулаке, выпустив пулю. Она угодила в стол, но не пробила его, на что Граз ответил улыбкой.

Родитель нажал на потайной рычаг, и спрятался под столом. Свет потух, осталась лишь свечка. Кромешная тьма обвила кабинет подобно черному змею. Шляпники стали палить из скрытых стволов, изредка вскрикивая. Оружие то и дело наносило увечья самим стрелкам. Одна из пуль угодила в чернильницу, и вязкая жижа залила собой свечу. В кромешном мраке еще продолжалась пальба, пока один из гостей не завизжал опять. Механизм наконец сработал, и огромный полочный шкаф стоявший на другом конце кабинета накренился. Тьму пронзил скрипучий смех Гарнза, и предсмертный крик одного из шляпников.

- А я хотел все сделать тихо и мирно. А теперь ты умрёшь, пха-а!- Прокричал их предводитель, и все услышали шипящий звук горящего фитиля. Запах серы ударил в нос, придав сил инстинкту самосохранения. Старики помчались прочь, не взирая на погребенного под шкафом товарища. Стоящая за дерью малышка заметила улыбку беглецов... каждый из них выстрелил во внешнюю петлю двери, изувечив метал. Затем шляпники решили удалиться.
Гразакс запаниковал. Такой поворот событий попросту поверг беднягу в шок. Он стал метаться по темному кабинету без окон, мрак которого пронизывал свет искрящегося фитиля. Он побежал к двери, но она оказалась заперта снаружи. Вымогатели что-то подставили, не давая открыть её изнутри. Он уже стал готовиться к смерти, мысленно прощаясь со всем знакомыми. Его прервали шаги за дверью, и громкий писк. Все внутри сжалось, когда слух распознал голос дочурки.

- Дисдикс, беги! Улепетывай! – Завопил тот, отчаянно стуча кулаками по двери. Слезы заливали его лицо, но нечего уже поделать нельзя. Он понял что умрет, но хотел умереть в одиночку!
За дверью был слышен стук, щелчки и всхлипы.
Ящик с грохотом упал на землю. Ручонки дитяты стали копаться в инструментах, в поисках надежды. Дисдикс достала маленькую коробочку с пластилином, которым частенько игралась. Встав на носочки удалось дотянуться до нижней дверной петли, к которой она прилепила небольшой кусочек. Ко второй же не дотянуться, пришлось бросать. Покрыв один из концов фитиля липучкой она стала бросать его вверх, пытаясь попасть в дверную петлю.

- Беги, кому сказал! Беги! – Не оставлял попыток узник кабинета, уже смирившись со своей участью. Серия хлопков была услышана за дверью, и она накренилась вперед, давая шанс бежать. Он воспользовался моментом, заметив, что фитиль бомбы то почти дошел до стального корпуса. Какой глупец! Поддавшись панике, он даже не попытался его потушить, а теперь уже слишком поздно. Он попытался протиснуться через узкий проем, но оказался слишком большим. К нему уже стала входить Ди. Гразакс вытер рукавом слезы, и в последний раз посмотрел на свою дочь.
Это мгновение длилось словно вечность. Слезинки стекали тоненькими струйками к подбородку малышки, а бездонные лиловые глаза смотрели на отца. Гразакс протянул в щель руку, и погладил ребенка по голове, а затем с силой оттолкнул. Он схватился обеими руками за дверь, и закрыл ею выход из кабинета. И вот раздался взрыв.

Это было нечто невероятное. Сидя на холодном полу я посмотрела сквозь щель на отца, в последний раз. Когда путь к спасению оказался закрыт вновь я стала колотить кулаками. Что-то зажужжало, зашипело и понесло меня верхом на двери вперед. Клубы порохового дыма заставили закрыть глаза на мгновение, которого оказалось достаточно, дабы пролететь весь коридор и вылететь из окна собственной комнаты. Смутные детские воспоминания не позволяют поведать читателю о картине в полной мере. Вылетев наружу я встала, получив несколько синяков. Просто стояла посреди толпы зевак, и наблюдала как мой родной дом поглощает пламя. Набитый взрывчаткой кабинет нарушил перешептывание окружающих. Очередной взрыв разбросал по округе град осколков с такой силой, что несколько досок сбили железный столб с вечно улыбающейся лампой. Столб черного дыма взмыл в воздух, подзывая все больше обитателей медной улицы насладиться зрелищем.

В руках у меня были неработающие ракетные сапоги, на четыре размера больше чем нужно, и три деревянных. Еще удалось утащить какую-то сумку из кабинета... Спустя несколько часов зеваки стали расходиться, а некоторые пошли к горящему дому в поисках наживы. Холодная улица, резиновые тапочки и матерчатая рубашка – жизнь продолжается.
[ pagebreak ]

Глава вторая. Цена голода.

- Ну как тебе, дорогой читатель? Вот так вот все оно и было, да-да. Еще не выбросил книжку? Не пытался избавиться от пролежней? Ай-яй-яй. Ну да ладно. А ты когда нибудь был одинок? Ты испытывал неимоверную нужду в... Собеседнике? Ты когда нибудь боялся высунуть свой нос из норки, как крыса, видящая за каждым углом только собственную смерть? Да-а, ночной город, друг мой. Ночной, опасный, хитрый железный город.

Пошел дождь, и железный мост наполнился водой. В такие моменты начинаешь проклинать всех и вся… Опоры поскрипывают, тросы шуршат- поют колыбельную. Холодно. Старая рубашка уже давно пришла в негодность, но нечего нельзя выбрасывать. Теперь из неё выйдет неплохое одеяльце. Жуя корку хлеба сидела под мостом малышка, кое как окутавшись в тряпку, коей и стала рубашка. А над ней ездили хотроды, ходили гоблины в дорогих мантиях и шляпах. Они жили в другом мире, со своими заботами и радостями, в мире, в котором мечтала жить она. Это и стало утешением. Великая цель, смысл жизни – стать ровней другим.
Час раздумий прервал голос... Чужой голос. Вода стекала по обе стороны моста подобно водопадам. И вот разрезав водное препятствие ладонями гость вошел в укрытие, пусть и промок до нитки.

- Эй, шевели булками! Ты меня слышь? Подвинься я говорю! - прокричал чужак, буквально сидя сдвигая гоблиншу в сторону.

Дисдикс повалилась на бок от такого толчка, и тихо заплакала. Корка хлеба выскользнула из рук, и пролетела прямо сквозь один из водопадов. Чужой же просто протяжно зевнул, и достал из свой сумки... Целый окорок! Сам же он был типичным гоблином. Зеленокожий, ухи торчат в стороны, коричневая кожаная жилетка. Два кинжала за поясом... Ах, к чему эти подробности? У него ведь есть еда, и это главное.

- Ей, а у тебя здесь уютно. Я погостюю чуть, не возражаешь? - он удобно развалился у подножья моста, занимая своей тушей самое укромное местечко.
А кроха же посмотрела на него, опустив ушки, и попросту разрыдалась. А на колене у нее уже красовался добротный синяк.
Обида затаилась в сердце, очень было плохо ей. Гнев затмевал разум, незваный гость оказался лютым врагом. Взгляд скользил вдоль гадкого гоблина, то и дело останавливаясь на куриной ножке, которой тот намеренно смаковал, медленно и сладко растягивая удовольствие...

- Эй! Чего хнычишь? Я ж не бить тя пришел. Вот утра подожди, и меня уже и след простыл! - гость жадно стал поглощать куриную ножку, изредка поглядывая в сторону ребенка.

А Ди же глядела на это представление широко раскрыв глаза. Рыдая она поползла на четвереньках к гостью, тихо шепча, ибо на крик силенок уже не хватало:
- Дай... Еды... Дай... Дай... - повторяла она, все приближаясь к гоблину.

Облезлый кожаный сапог метнулся вперед, и его остроконечный носок уткнулся в щеку Ди. Затем отошел назад, размах был набран, и последовал удар такой силы, что её отбросило ко второй опоре моста. Из носа потекла кровь. Голова закружилась, и следующие слова доносились уже эхом, из алого тумана:

- Пшла вон, прокаженная! Коле батька тя из дому выпер, то и мне класть на твою жизнь. Сиди там, и... - на этом прервался то ли гость, то ли Ди окончательно потеряла сознание. Вокруг было темно, и холодно...

Все цвета радуги вдруг налетели разом, и стали обвиваться вокруг ребенка подобно змейкам. Они плясали, возвышались к небу, звали лететь следом. Раскинув руки она взлетела высоко, видела дивные лица. Узкий нос, большие глаза - лик проступил прямо из радуги, подобно дымке. Его сменил другой, чуть более суровый лик гоблина с сигарой в зубах. Одета была на нем и шляпа, скрывающая глаза. У третьего же был широкий подбородок, а четвертый лик вовсе женским оказался. Радуга стала расплываться в стороны, давая взгляду шанс узреть иное чудо. Жареные кабаны, куры и талбуки кружили на пушистых тучках. Запах столь сладкий опьянял. Казалось, за спиной растут крылья, и теперь можно быть подобной птице - кружить над миром, и глазеть на всякого с высока. Громкий крик пронзил звуки утопии стреле подобно, отбирая крылья. Началось падение, но боятся уже нечего. Все давно потеряно. Никому не нужна, никто не заплачет и никому не будет жаль. Никто даже не узнает...

Пробуждение никогда не давалось гоблинше легко. Тем более ныне, когда длительный голод гложет плоть, оставляя лишь кости. Худощавое тельце вновь стало подавать признаки жизни, лежа у опоры. Дисдикс оперлась рукой о балку, и кое как привстала. В ногах правды найти не удавалось, и потому оставалось лишь сесть. Перед заплывшими глазами медленно вырисовывалась картина происходящего.
На сырой земле распластался гость, а на нем верхом сидел кто-то еще... Тот парень держал в руке обагренный кровью нож, и рылся в сумке гостя. Раз за разом он доставал что-то новое. Вот, блестяшка, золотая монета. Затем показалась и нитка с иголкой... Куриная ножка! Однако теперь она не вызвала столько эмоций. Живот уже не бурчал, слюни не текли. Оставалось только вздохнуть, пытаясь привлечь внимание.

- А, что? Кто тама? Я его не убивал, нет, он просто... Упал! - прокричал убийца на удивление звонко, глядя по сторонам.

- Просто уйди, прошу тебя. Уйди-уйди, угу

Убийца выпустил нож из рук, как увидел ребенка. Запухшие, залитые кровью глаза сироты смотрели прямо ему в лицо. Крохотные лиловые зрачки казались маленькими островками, среди бушующего кровавого моя. То, что оставалось от длинной ночной рубашки теперь представляло собой грязную тряпицу.

- Эй… Ты… Что с тобой случилось то?- Задал вопрос удивленный вор, но ему небыло суждено получить ответ. Дитя лишь продолжало смотреть ему в глаза. Взгляд гоблина лишь мимолетом скользнул по телу убитого, но этого мгновения было достаточно дабы заметить кровь на его сапоге.

- Это он сделал?- Вновь обратился к ребенку ошарашенный вор.

Ди опустила голову, попытавшись кивнуть, сидя на коленках. Но слабость была ее сильнее. Гоблинша не удержала равновесие, и упала на живот.

- Больно… - Простонала девочка, лежа на холодной земле.
Мост пронзительно заскрипел, резкий порыв ветра скрасил своим звуком повисшую тишину. Вор просто стоял, не зная как поступить теперь. Он поднес кинжал к черной маске, и увидел в холодной стали собственное отражение.

Кинжал был поднят выше, и лунный свет отразил. Взгляд гоблина помрачнел. Его жертва лежала бездыханной, сталь кровью запятнана, но был свидетель. Медленным шагом он подошел к ребенку, положил руку ей на спину и поднял, держа за рубаху.
Взгляды обоих пересеклись. Ди смотрела на убийцу, он на нее, нос к носу. Лишь они вдвоем, и ветер, это их мгновение. Лиловые глаза малышки были тусклыми, словно запотевшие окна. Черты лица легки, наивны... Длинные синие пряди трепетали под игрой ветра, из уст еще доносилось хриплое дыхание.
Разбойник поднес острие кинжала к ее горлу, и надавил. Капелька крови стела по лезвию кинжала. Вор был нерешителен, рука его дрожала, а жертва даже не стонала. Не пыталась бежать, не пыталась спастись, лишь ожидала смиренно своей участи.
Крохотная слезинка прокатилась по тёмной зеленой щеке убийцы гостя, последние усилия, и лишь сталь зазвенела в ушах.
Кинжал упал на холодную землю, ударившись о камушек с характерным звуком. Не впервые его клинок окрасился в багровый.
Опустив ребенка на землю убийца гостя упал на колени, скрывая глаза в тени козырька шляпы.

Вопреки собственным желаниям я осталась жива. Он пожалел меня. Не смог убить ребенка... Он слаб, оставил свидетеля в живых, и скрылся с места преступления. Я же просто уснула, и... (*текст стал неровным, отчетливо стали видны мокрые пятна.

Следующее утро было неимоверно тяжелым. Я проснулась с неглубоким порезом на шее. А в правой руке оказался тот самый заветный окорок. Я не обнаружила и следов того убийцы. Ни его, ни гостя. Словно это был дурной сон. Наспех обглодав куриную ножку пришлось осмотреться. В самом центре моего импровизированного убежища лежал кинжал. Его кинжал, обагренный моей кровью. Под ним же был маленький кусочек бумаги.
" Не говори. Не плач, не страдай, не бойся. Вся твоя сила на стальном острие" - таковы были его слова. Винить его, или себя? Не знаю. Вдруг мне захотелось жить, достичь чего-то большего чем имею. Теперь был кинжал, теперь была я сильна. Сильна как никогда раньше.
Синий мешочек был пристегнут к поясу, в нем упрятан кинжал. Я просто пошла в его объятия - железный город требовал новых жертв.